Конец третьей части
А было так.
На земле Атуи, что ныне в границах Красного и Черного зовут Проклятой, явился Тата-Харири, пророк. Шесть лун, от Севера до Юга, шел он по земле Атуи, пока не достиг холма, именуемого Бис-Шеба, Кувшин Жажды. И взошел Тата-Харири на вершину холма. И пророчествовал. Там же сказал: «Сильные Атуи! Грядет!»
Время же того: за шестую часть века до Эпохи Перемен.
И взят был Тата-Харири воином Шеном и привезен в Прохладный Дворец. С Шеном же было полумножество всадников, поскольку крепок был в ту пору щит Тата-Харири в Атуи.
И вопросил Великий и Сильный, Опоясанный Огненным Бичом, Владычествующий над Миром, Повелевающий всем бескрайним Махд-Шагош:
– Почто пророчествуешь во зло мне?
Отвечал Тата-Харири:
– Слава моя – за мной! – к небесам обратив лик: – А сила моя – земля есть!
С тем и умолк.
Рассудил Великий и Сильный, Державший Место Свое в Прохладном Дворце посреди Доброго моря: о земле Атуи говорит пророк.
И послал он три множества воинов на окрыленных колесницах, и обратились они к земле Атуи, и вскричала Атуи великим криком. И губили беспощадно воители Махд-Шагош. Которых же оставляли живыми, тем продевали вервие сквозь нижнюю челюсть и так влекли к берегу Доброго моря. А крови было столько, что земля превратилась в грязь.
Позвал тогда Великий и Сильный, Опоясанный Огненным Бичом, позвал Тата-Харири:
– Ты! – сказал.– Нет твоей силы!
И поведал о содеянном.
И поразил Тата-Харири Огненным Бичом.
Пал наземь пророк Тата-Харири, возопил гласом неистовым:
– Грядет! – И умер.
И не стало Махд-Шагош.
Такова сила истинной веры.
Фахри Праведный. Откровения
Одиннадцать всадников ехали по дороге. Ночной дозор, высланный командующим крепости. Командующий, человек неглупый и самостоятельный, решил не дожидаться восхода, когда можно будет зеркалами связаться с Фарангом и доложить о странных огнях на севере. Колдовство это или нет, но слишком близко от крепости, чтобы дожидаться утра. Подняв десяток Дуда, командующий передал им доклад наблюдателя, выдал направление и велел проверить, что там, мощь Тура, происходит? Об осторожности командующий не говорил. Дуд Кошачий Глаз на рожон не полезет.
Командующий понимал: быть может, он никогда больше не увидит ни Кошачьего Глаза, ни его парней. Но если на одной чаше весов – жизнь одиннадцати солдат, а на другой – безопасность крепости Ангбион, тут и выбирать нечего.
Дуд Кошачий Глаз построил своих в колонну по три, приказав тем, кто внутри, изготовить арбалеты, а наружным и замыкающим – обнажить мечи. Один хрен, если какая тварь прыгнет на круп парда, от арбалета толку – ноль. Сам Дуд выбрал арбалет, поскольку видел в темноте почти так же хорошо, как днем, и намеревался использовать это преимущество. В колдовские огни Дуд не очень-то поверил. Какие, к демонам, чародеи со стороны Хуриды! А вот всякая дрянь оттуда лезет, это точно!
Неподалеку взвыл хуруг. Парды недовольно зарычали, а Кошачий Глаз слегка обеспокоился и подумал: надо будет сказать Губастому. Пусть возьмет следопыта и пару ребят, выследит тварь и прикончит. Губастый хуругов ненавидел с тех пор, как один их этих уродов сожрал его племянника.
Хоть Кошачий Глаз лучше всех видел в темноте, но огонь впереди заметил не он, а лигонец Момугон. К немалой досаде десятника. Дуд тут же скомандовал: «Стой!» Отобрал троих, велел спешиться, сам слез с парда и отправился на разведку. Момугона в числе трех не оказалось, и солдат обиделся.
Еще за триста шагов стало ясно: никакие не чародейские огни, а обыкновенный костер. Кошачий Глаз на всякий случай скомандовал: «К бою!» – хотя вчетвером в драку лезть не собирался. Разве что при явном преимуществе. Сколько вокруг костра народу – издали не разглядеть.
Хуруг выбежал на поляну, увидел костер и злобно захрипел. Огня хищник терпеть не мог, а добыча оказалась по другую сторону пламени. Не сразу хуруг сообразил, что огонь можно обойти.
Тварь, выскочившая из темноты, показалась Ниминоа ожившим кошмаром. Широкая бледно-зеленая голова с сизым опухолеподобным наростом на макушке, ковшеобразная нижняя челюсть, отвисшая до земли, торчащие в стороны жилистые лапы и выпуклые сплошь красные глаза. Высотой тварь не превосходила двух локтей, но весила наверняка не меньше двух взрослых мужчин. Ничего более омерзительного Ниминоа в жизни не видела.
Тварь едва не угодила мордой в костер, отпрянула, издала звук, подобный хрипу удушаемого, заскребла землю когтями. Пятипалые лапы твари походили на изуродованные человеческие руки.
Ними сжалась в комочек, сжала в руке маленький нож. Она очень надеялась, что тварь испугается огня и убежит.
Зря надеялась. Уродливый хищник, потоптавшись на месте, боком двинулся в обход костра. Склизкие нити слюны, как черви свисавшие из пасти, волочились по земле, на них уже налип всякий мусор.
Тошнотворная вонь ударила в ноздри Ниминоа. Ее чуть не вывернуло. Она вскочила, закричала и бросилась бежать… Тварь прыгнула…
Ними ударилась о что-то твердое, железные объятия сдавили ее, вывернули нож…
Скрежещущий вопль хуруга оглушил ее…
– Ва! – сказал один из солдат, Кулган Красный.– Баба! Одна!
– Хуридитка,– поправил Дуд.– Дурак, не видишь: два седла лежат. Во имя Быкоглавого, хуруг!
– Ва! – сказал Кулган.– Чуть в костер не влетел! Стрельнуть, командир? Или пусть сначала сожрет хуридитку?
– Нет,– проворчал Кошачий Глаз.– Даже хуридитка слишком хороша для хуруга.– И поднял арбалет.